19.05.2011.

Название: Голубая звездаBlue Star
Автор: Сэра Гэмбл
Переводчик: Маrta
Редакция: Subvision
Разрешение на перевод: рассказ был переведен с ведома Сэры Гэмбл, право на публикацию получено от ее издателя Сьюзи Брайт эксклюзивно для Supernatural.ru. Размещение в любых других источниках информации не допускается.
От переводчка: рассказ был написан в 2005 году и опубликован в сборнике «Лучшая эротика Америки» в 2007 году. Смотрите официальную страницу автора.

Она хочет бриллиант с голубой звездой в центре. Рисунок она набросала на салфетке из «Coffee Bean». Забирая у девушки салфетку из рук, Ари отмечает зеленоватый след на ее пальце — такой оставляет дешевое металлическое кольцо. У нее сильные пальцы. И еще она грызет заусенцы.
Ари интересуется, какого размера делать рисунок.
— Большого, — отвечает девушка, и, стянув майку, поворачивается к Ари cпиной. На ней остается выгоревший бежевый топ от купальника. — Тут, между лопаток, — дотянувшись, она хлопает себя по спине.
— Уйдет часа полтора, — объявляет Ари. — Двести баксов.
Он делает ей большую скидку, потому что она симпатичная. Рисунок замысловатый, много завитушек, уйдет как минимум три часа. На таком Ари мог бы легко заработать по полторы сотни за час.
За окном пасмурно, виден пляж, неуютный и пустынный. Самые стойкие сёрферы, обнявшись с досками, наблюдают за океаном. Вода сейчас слишком спокойная, разве позже появится легкая рябь. Кажется, моросит дождь. Лето закончилось.
— У меня… — она роется в кармане джинсовых шортов, и те чуть сползают по бедрам. Виднеются бежевые плавки от купальника, на загорелом теле — паутинки растяжек. Ей далеко не пятнадцать. И бедра у нее полноватые. Наверное, девушка догадывается, куда сейчас устремлен взгляд Ари, потому что подозрительно долго роется в карманах. Наконец, она достает скомканные банкноты и считает. — Сто двадцать с мелочью.
— Сойдет, — быстро соглашается Ари. Этого мало, но ему наплевать. Он хочет сделать ей татуировку. После обеда с клиентами напряг, зато утром, когда солнце еще не спряталось за тучи, Ари сделал татуировки кандзи толпе немецких туристов и заработал для салона солидную сумму. Кандзи были простые, короткие, ушло минут пять на каждую. Ари еще и накинул сверху, однако немцы остались довольны. По мнению Ари, глупо делать себе кандзи: наносить на тело слово на незнакомом языке, символ, который может означать, что угодно — все равно что молиться на яркий постер на стене. Да, китайские иероглифы придадут тебе таинственности, но ведь потом замучают вопросом: «А что это означает?».
Раскрыв альбом, Ари рисует эскиз.
— Как тебя зовут? — спрашивает он, не поднимая головы.
— Кэм, — отвечает девушка. — У тебя выходят очень точные линии.
— Молись, чтобы так и было.
Девушка улыбается. Ее выгоревшие на солнце волосы мокрыми прядями застыли у лица. Она пахнет океаном. Не отрываясь, она следит, как Ари заполняет звезду изгибами и завитушками.
Он приглашает Кэм к столу и объясняет, что вначале сделает трафарет, а потом перенесет рисунок на кожу. Девушка кивает, разглядывая его в упор. От этого Ари смущается. Красивые девушки всегда заставляют его нервничать. Он предпочитает делать татуировки дурнушкам, а не таким симпатичным. К тому же, татуировки у него теперь получаются так себе. Никто не замечает этого, кроме самого Ари, клиенты вечно взбудоражены, но он-то понимает разницу между классной татуировкой и посредственной. Начинал Ари в шестнадцать, и первое время вкладывал в каждый рисунок частичку души. А потом его работа превратилась в рутину.
— Сколько тебе лет? — спрашивает Кэм, опершись о стену возле трафаретной машины.
— Тридцать три.
— Я так и думала.
Ари двадцать один, но выглядит он старше. Он нанялся учеником, когда ему едва исполнилось четырнадцать, воспользовался фальшивым удостоверением личности, по которому выходило, что ему двадцать. Никто его так и не застукал — то ли верили ему, то ли всем было наплевать.
Он подводит Кэм к стулу и просит расстегнуть топ.
— А тебе сколько? — спрашивает он.
Она тянет за шнурки, ловит чашки лифчика на груди. Завязки оставили белые полоски на загорелой коже.
— Мне двадцать пять, — говорит Кэм. Вблизи видно, что ее плечи усыпаны веснушками. Волосы она себе явно остригла сама. В прядях путаются несколько тонких косичек. Сквозь ее просоленный аромат пробивается отдушка, наверное, от давно смытого солнцезащитного крема, и еще легкий запах пота, похожий на аромат зеленого чая.
Ари объясняет, что перед нанесением рисунка кожу нужно выбрить.
— Разве я волосатая? — удивляется девушка.
— Нет, — быстро успокаивает ее Ари. — Просто любые волоски — помеха чернилам, — он смачивает ткань и проводит по спине, потом кладет крем для бритья.
— Почему бриллиант? — спрашивает он, водя одноразовым лезвием между ее лопаток.
— Случайно вышло, — помедлив, отвечает девушка. — Просто решила, что именно это мне и нужно. Я рисовала бриллианты еще в детстве — сначала контур граней, а потом заштриховывала.
Промокнув кожу, Ари накладывает трафарет. Девушка проверяет расположение, глядя в зеркало, и согласно кивает.
— Это твоя первая татуировка? — спрашивает он, раскладывая чернила — черные, титановые белила, три оттенка синего, а еще серебряный и золотисто-желтый — для эффекта драгоценного блеска. Она кивает.
Когда Ари делает татуировку, кожа перед ним превращается в особый мир. Она кажется гладкой только на расстоянии. Вблизи она пористая, подвижная, живая. У одних крови течет больше, у других меньше. Многие вздрагивают от первого укола, уходят от боли. А некоторые к ней тянутся.
Он кладет ладонь на трафарет. Кожа под ним теплая. Спина у девушки мускулистая, почти как у мужчины. Спина сёрфера. Она снимает топ через голову и наваливается на спинку стула, оставшись в одних шортах, и Ари вдруг понимает, что последний раз видел женскую грудь полгода назад, да и то у пятидесятилетней дамы, которая заказала татуировку черепашки между грудями. У Кэм полные груди, она вжалась ими в виниловую обивку стула, их округлость видна Ари, и он вспоминает, что сто лет уже не дрочил. Снова на него накатывает нехорошее чувство, что следует за ним повсюду, словно на голову мешок набрасывают, и становится совсем темно. Член затвердел, и от этого стало еще хуже. Тело просыпается, напоминая Ари о его монотонной жизни: кофе-татуировки-сэндвич-телик-спать, о квартире в квартале отсюда, просторной и полупустой.
Ари с хлопком натягивает резиновую перчатку. Рисует чернилами контур.
— Готова?
Она прижимается лицом к спинке стула, обнимая ее руками. Готова. Ари поправляет член в штанах. Пистолет в ладони сразу его успокаивает.
— В первый проход всегда больно, — предупреждает он.
Она спокойно сидит и ждет. Ари легко прижимает пистолет к рисунку и тут же сочувственно убирает руку, когда девушка вздрагивает. Но она не двигается, только тихо выдыхает. Ари растягивает ее кожу правой рукой, пистолет — в левой.
— А ты не трусиха, да? — говорит он.
— У меня высокий болевой порог, — бормочет девушка.
Ари промокает кровь салфеткой.
— Крови много, — говорит он.
— Хм… наверное, из-за аспирина.
— Пила его сегодня?
— Я постоянно его пью, — продолжает девушка громче, чтобы ее было слышно за жужжанием иглы. — У меня голова болит каждый божий день. Думала, что опухоль, но нет, пронесло.
— И помогает?
— Что помогает?
— Аспирин, — он продвигается выше, собирая скопившуюся кровь салфеткой. Обычное дело, когда делаешь татуировку. Кончики пальцев Ари уже липкие от крови.
— Да, от него мне лучше. Я жую таблетки, нравится мне их вкус. О, а вот сейчас больно, — говорит она, когда Ари выводит круг на спине. — Но не сильно.
— Некоторым нравится, — Ари думает, что сморозил глупость — избитые фразочки татуировщика.
— Не удивлюсь, — соглашается она. — Может, надо было выпить больше аспирина?
— Лишнее, крови было бы еще больше.
— У меня большая упаковка. Отец купил их штук двадцать. Врач посоветовал ему принимать аспирин по одной в день, после сердечного приступа. Чтобы предупредить новый приступ.
— И помогло?
— Нет, — отвечает девушка. — В прошлом году, — она сдерживает свой голос так же твердо, как сдерживает тело, но Ари понимает, прошлый год — это не так давно. Когда у тебя кто-то умирает, прошлый год — все равно, что вчера.
— Жалко.
— Да ничего. Знаешь, мне нравится аспирин.
А потом они надолго замолкают.
Ари было шесть, когда заболела мать. Она умерла. И девушка его тоже умерла. Женщины покидают его, как утекает песок сквозь пальцы. Уносятся прочь, словно пыль по ветру. После смерти подруги он так и не смог сблизиться с другой девушкой. Последние четыре года всех, кого он встречал, словно сопровождал невидимый близнец — собственная смерть. Автомобильная авария, пьяный водитель, болезнь. Неизвестный феномен. После смерти подруги Ари перестал удивляться. Судьбы складывались сами собой. Мать работала с химикатами, заработала от них рак и умерла. Подруга водила мотоцикл, погибла в аварии. Эта девушка пахнет океаном. Ее невидимый двойник уже утонул.
Ари даже рад этому направлению мыслей. Они отвлекают его от бедер Кэм. Полные бедра, цыганские. Босс назвал бы это «старой школой». Подруга Ари была субтильной и грациозной, невесомой в его объятиях. Он побрасывал ее на руках как ребенка. Когда она разбилась, Ари никак не мог отделаться от картины: она вертится в воздухе вместе с мотоциклом, как тряпичная кукла, набитая ватой.
Закончив с контуром, Ари настраивает иглы на цвет. Кожа вдоль линий припухла и напряглась. Девушка задышала глубже, и Ари вздыхает вместе с ней, рисуя голубую звезду. Девушка немного вспотела. Ее аромат усилился, запах земли и моря смешался с антисептиком, запахом резины его перчаток, чернил и крови. У него вдруг возникает сильное желание опустить ее на пол, положить голову ей на спину.
— Ты знаешь, что нельзя будет плавать, пока татуировка не заживет? — предупреждает он дрогнувшим голосом.
— Ага. Прочитала правила, когда пришла сюда. И душ нельзя принимать?
— Отбеливающие средства сразу испортят рисунок.
— У меня все равно нет душа.
Они снова умолкают. Ари добавляет белых линий, чтобы подчеркнуть цвет. Татуировка выходит замечательная. Не просто качественная, а высший класс. Он прижимает пистолет к коже, припоминая то ощущение, когда только пришел сюда: желание кого-нибудь изменить, добавить телу значимости.
Но татуировки не совершают чудес. Они не помогают удержать любовь. И у желающих выделяться из толпы жизнь по-прежнему не сахар. Так что искусство Ари постепенно превратилось в рутину — клади линии поровнее да раскрашивай.
Он переключается на желтый, слегка задевая локтем спину Кэм и вымазываясь в крови и чернилах. Кровь у нее горячая. Его рука застывает в воздухе. Член изнывает от напряжения . Ари хочется повернуть ее лицом к себе и усадить на колени. Но вместо этого он щелчком переключает цвет и уходит в работу. «Я сделаю тебе прекрасную татуировку», — думает Ари. — «Но она ничего не изменит». Ее красивые округлые формы продержатся до старости, пока она не растолстеет. И будет все так же жевать свой аспирин, который все равно не вернет отца. Она будет ловить волну, пока не утонет или не умрет каким-нибудь другим способом. Ари лишь надеется, что как-нибудь поутру она глянет на татуировку в зеркале, вывернув шею, чтобы посмотреть на рисунок, и улыбнется — как раз тогда, когда ей будет особенно грустно. И если это случится хотя бы пару раз — и на том спасибо.
Ари хочется сказать об этом девушке. Клиенты обычно болтают без умолку, пытаются поведать о смысле их татуировки. На прошлой неделе здоровяк-полицейский лил слезы, пока Ари выводил на его мускулистом плече контуры собаки — бигль полицейского сдох на днях. Два часа историй о собаке, о том, как она приносила хозяину дичь и глядела любящим взглядом. А вчера заявилась обкуренная парочка и заказала татуировки в виде имени их новорожденной дочери. Пока Ари набивал дважды слово «Джессика», его в деталях ознакомили, как растить ребенка-вегетарианца.
Прочистив горло, он вдруг спрашивает:
— А парень у тебя есть?
Девушка на мгновение задумывается.
— Не то чтобы парень… Просто трахаемся. Почему ты спрашиваешь?
Ари делает кляксу.
— Так, интересно.
— И что тут интересного?
— Не знаю.
— А тебя не напрягает оставлять нестираемый рисунок незнакомым людям? Я просто хотела сказать, что это довольно личное.
Такого вопроса Ари прежде никто не задавал.
— Обычно нет, — он проверяет точность контуров бриллианта: когда кожа придет в порядок, рисунок засияет всеми красками. Работает Ари старательно. — Хотя сейчас у меня странное чувство.
— Почему?
Ари не хватает смелости сказать: «Потому что ты красивая».
— Потому что ты все время молчишь.
— А люди обычно разговаривают?
— Ага, не затыкаются. Как будто я им личный психолог.
— Хм… — выдает девушка, и они снова молчат до тех пор, пока он не заканчивает работу.
Когда татуировка сделана, Ари отирает кожу и подводит девушку к зеркалу в полный рост. Он разворачивает ее спиной и дает ей в руку еще одно зеркало, чтобы она могла проверить работу. Кожа вокруг татуировки покраснела и вспухла, отчего бриллиант сделался трехмерным, с серебряным и золотым отливом. Звезда внутри, как живая, а голубые завитки похожи на волны с белыми барашками. Ари и сам не заметил, как превратил завитки в волны. Просто так вышло.
— Ты добавил океан внутри звезды… — выдыхает девушка.
— Я не ожидал, что они будут так похожи на волны, — признается Ари. — Тебе нравится?
Кэм долго, напряженно всматривается в зеркало, и в животе у Ари затягивается узел. Наконец, девушка кивает и смотрит на него в восхищении.
— Это бесподобно, — говорит она. — Просто нет слов. Ты будто прочел мои мысли. Я тебе мало заплатила.
Ари облегченно вздыхает.
— Все равно после обеда работы никакой. Мне самому было интересно. Давай, я наложу повязку.
Он смазывает воспаленную кожу антисептиком, потом накрывает квадратной повязкой и пищевой пленкой.
— Ну, хотя бы… можно, я куплю тебе мороженое? — предлагает она.
Ари глядит на часы. Полпятого, босс вернется где-то через час. Босс у него — старый жалкий выпивоха. Чего доброго, уволит его, если увидит, что салон закрыт.
— Конечно, — отвечает он девушке. — Можешь купить мне мороженое. Только салон закрою.

В тот вечер, когда разбилась его подруга, Ари должен был забрать ее с работы. Она работала в пиццерии. Они встречались около восьми месяцев, и Ари рассказал ей о себе истинную правду, утаив лишь возраст. Правда, когда они первый раз занялись любовью, он немного слукавил, сказав, что у него никогда прежде не было такого секса. На самом деле, у него вообще не было секса, и этот был первым.
Подруга была худенькой, сидела на одном кофе и любила высветлять волосы. Она почти не спала. Писала стихи и песни, бренчала на гитаре ночь напролет. Было в ее голосе что-то такое, что выманивало Ари из его раковины, тянуло к ней. Какое-то беспокойное чувство вроде: «Если не придешь — пропустишь много интересного». Она и не подозревала, как многому его научила: слушать музыку, готовить яйца, успокаивать плачущую девушку, доводить ее до оргазма языком. Бороться и подниматься после поражения. За восемь месяцев, прожитых вместе, она каждую ночь спала в его постели. Ари сделал татуировку на ее тонкой руке: рыбка кои и пузырьки воздуха, водоросли, а подмышкой у нее пряталась русалка. Подруга взвизгивала от боли, все время курила, пока он делал рисунок, и сигарета дрожала в ее руке.
Ари собирался заехать за ней, и они бы отправились в обсерваторию в Гриффит-Парке, посмотреть на метеоритный дождь. Но Ари пришлось остаться, работать допоздна. Он позвонил и предупредил, что не сможет, что у него клиент. Девушка, конечно, расстроилась, но не смертельно. «Тебе же хуже», — сказала она. — «Такое случается раз в три тысячи лет. Пойду и посмотрю сегодня вечером, а ты этого никогда больше не увидишь».
Ари знал — не умри она той ночью, все равно умерла бы в другой день. Те, кто ездит на мотоциклах — в конце концов, погибают. Точно так же Ари знал, что если мать не умерла, когда ему исполнилось девять, то умерла бы, когда ему исполнилось десять, одиннадцать, или двенадцать.

Кэм сразу отмечает отсутствие мебели в квартире. Держа салфетку от мороженого в руке, она интересуется, есть ли у него мусорное ведро. Ари указывает на кухню, и Кэм застывает у холодильника, разглядывая прилепленную к дверце открытку «Женщина-Тату», старый рекламный постер братьев Ринглинг.
— Матерь божья, — произносит она. — Вот это татуировочки!
Сердце Ари колотится о ребра. Девушек у него в доме не было целую вечность, и он не представляет, как Кэм вообще здесь очутилась. Вроде как сама напросилась.
— А у тебя много татуировок? — подойдя ближе, она стягивает с Ари рубашку. Кожа рук у него покрыта замысловатыми татуировками, в основном, черными. — Ух-ты, — выдыхает Кэм. Она прослеживает рисунок по мускулам, пока не добирается до татуировки на груди. — Твое сердце, — говорит она.
Ему что, нужно оправдываться из-за сердца?
— Ага, бьется, — говорит он. — Слишком часто.
— Волнуешься?
— Ты красивая, — выдавливает из себя Ари, надеясь, что это все объясняет. Кэм смеется. Может, ей что-нибудь предложить? — У меня есть вода, пиво.
— Я не собиралась делать татуировку. Зашла в салон, потому что увидела тебя. Мне нравится, когда парни бреют голову, — она проводит рукой по короткому ершику его волос, спускаясь пальцами до ушей. За ухом Ари она замечает тату — маленькое черное солнце. — Вижу, ты полон сюрпризов, а?
— Удивлена? Татуировки — это мой хлеб.
— И да, и нет, — Кэм снимает майку и поводит плечами на пробу, чтобы почувствовать татуировку. — Печет немного, как ты и предупреждал. Похоже на солнечный ожог.
Он разворачивает ее и прикладывается губами к ее коже, как раз у края повязки. Кэм замечает выражение на его лице, и по неизвестной Ари причине, довольно улыбается. Она берет его за руку.
— Надеюсь, в той комнате за закрытой дверью найдется подходящая кровать? — интересуется она.
Они ложатся, и Кэм, коснувшись спиной матраса, шипит сквозь зубы и снова садится.
— Не могу лежать.
Она берется за пряжку на его ремне, и Ари заглядывает ей в глаза цвета морской волны, с вкраплениями коричневого, словно песчинки. Кончики ее ресниц выгорели на солнце. Она — русалка, которую он вытатуировал много лет назад. Загорелая, чувственная. Женщина. У меня никогда не было женщины, неожиданно понимает Ари. Погибшая подружка была девчонкой девятнадцати лет. Он запускает пальцы в волосы Кэм, притягивает к себя, прячет лицо на ее шее, вдыхая аромат океана.
Повозившись с его штанами, она стягивает их с Ари, открывая новые татуировки — две японские маски, тигра, две рыбки кои, плавающие ниже пупка, узор татуировок на бедрах.
— Матерь божья, — удивляется она. — Представляю, сколько времени на них ушло.
А, правда, сколько? Сотни часов.
— И столько боли. С тобой, должно быть, произошло на самом деле что-то ужасное, если ты решился на все это, — задумчиво делает вывод Кэм, она не осуждает его, нет.
— Я люблю искусство, — поясняет Ари. — Искусство — оно навсегда. Больно, пока делаешь рисунок. Ты ведь сама сказала — почти незаметно.
Кэм отвечает ему странным взглядом, и Ари собирается спросить, о чем она думает, но тут Кэм, перебирая пальцами, осторожно касается мошонки через ткань боксеров, потом сжимает ее крепче в ладони, перемещается к члену и обводит его пальцем.
— Там тоже есть тату? — игриво интересуется она и оттягивает резинку боксеров, заглядывая туда. Потом заявляет: — Ничего особенного.
Это вызывает у Ари улыбку, и он, набравшись храбрости, шутит:
— Можно и там сделать татуировку, но тогда, наверное, я не смогу им пользоваться несколько дней. Если ты этого добиваешься… — но, Кэм, не дослушав, берет член в рот, и Ари откидывается на спину, потрясенный — как же это здорово. Он бы хотел столкнуть ее с себя, чтобы лучше видеть, положить ладони ей на грудь, так, как ему захотелось в ту же секунду, как только она вошла в салон. Сесть и подтянуть ее к себе на колени, и целовать и войти в нее пальцами, чувствовать, как сбивается ее дыхание, пока он доводит ее до оргазма. Но язык Кэм словно парализовал его, нервные окончания звенят, кровь шумит в ушах.
В последний момент Ари все же удается оттолкнуть ее.
— Снимай шорты, — просит он, и Кэм отрицательно мотает головой.
— Не могу, — шепчет она.
— Почему? — она кладет голову ему на бедро, тянет с ответом. — Не хочешь? Из-за того парня, с которым трахаешься?
— У меня «дела», — поясняет она.
Ари смотрит на нее удивленно.
— Что? — переспрашивает она.
— Ты меня несколько часов кровью вымазывала, — напоминает Ари.
— Ну, есть разница, — она расстегивает пуговицу, молнию и стягивает шорты с длинных полных ног. Теперь на ней лишь бежевые плавки. Она подтягивает ноги к груди, обхватывая колени руками, кладет подбородок на поцарапанное колено. С пяток на покрывало насыпался песок. Кэм пристально смотрит на его предплечье, и Ари, проследив за ее взглядом, понимает, что это единственное место на руке, оставшееся без татуировки. Она гладит теплой ладонью по этому месту.
И спрашивает:
— Часто с клиентками трахаешься?
— Первый раз.
Кэм кладет руки ему на плечи, толкая его назад, на матрас, и накрывает его губы своими. У ее губ вкус мятного мороженого. А у него, Ари знает, вкус шоколадного, а еще сигарет, которые он курил по дороге домой. Он вспоминает, как надо правильно целоваться. Они двигаются в такт, и Ари касается ее лица, проводит по боку, кладет ладонь на зад, гладит по спине, избегая липкой пленки на повязке. Он тянет завязки плавок, они подаются, и теперь Кэм совсем голая, тело говорит с телом, самый прямой и откровенный разговор. Просунув ладонь между их телами, Ари нащупывает ее влажный вход. Кэм отодвигается, но он удерживает ее, обняв за шею. Прижимается губами к ее губам, пока пальцы скользят в ней.
— Погоди, я сама, — ее пальцы касаются его пальцев, но Ари говорит ей «ш-ш-ш» и бросает тампон на пол. Не глядя, дотягивается до края матраса, где давным-давно припрятал презервативы, надрывает упаковку зубами. Они вдвоем раскатывают презерватив на члене, руки их скользкие от крови и желания, теперь они оба в нетерпении. Ари поднимает ее на себя. Кэм скользкая и горячая, и он входит в нее до упора.
— А хорошо ты там устроился, — шепчет она, и больше они не произносят ни слова. Пальцы Ари оставляют отпечатки крови на ее коже. Аромат Кэм накатывает на него волнами: земля, соль, солнце.

После он приносит теплое мокрое полотенце, вытирает ее, Кэм лежит, не двигаясь, на животе, и Ари водит по ней полотенцем, оттянув намокшую от пота повязку на татуировке, осторожно промокает и заново смазывает антисептиком. Кэм, свернувшаяся клубком под покрывалом, похожа на сонного вспотевшего ребенка. Для Ари она — что-то новое и неизведанное, и столько еще всего впереди… Он был бы рад заняться ее изучением. Ему этого хочется. Трахать ее каждый день, год напролет, словно заучивать эпическую поэму. Узнать, когда у нее день рождения, и в каком месте ей щекотно. Интересно, как она катается на сёрфе? Ари хочет столько ей рассказать, и не знает с чего начать.
Телефон Ари вибрирует в кармане его брошенных на пол джинсов. Босс интересуется, где его черти носят, и почему Ари закрылся так рано. Всего только девять вечера, и клиентов море. Или Ари притащит немедленно свою задницу в салон, или он уволен. Ари, решив, что Кэм уснула, обещает, что будет через минуту.
— Тебе нужно возвращаться на работу? — сонно бормочет Кэм, поднимая голову и наблюдая, как Ари подбирает одежду. Он кивает, натягивая джинсы, хмуро оглядывает рубашку.
— Можешь побыть здесь, если хочешь.
Закусив губу, Кэм раздумывает, потом качает головой.
— Мне нужно идти.
И одевается за секунду.
Они останавливаются у выхода, и Кэм не предлагает номер телефона. У Ари большое подозрение, что ей не хочется, чтобы он спрашивал. Однако Ари все равно спрашивает.
— Пусть все останется как есть, — отвечает Кэм и уходит.

На улице стемнело. Ари возвращается в салон, и на душе у него тоскливо. Но разве в глубине души он не сомневался, что она уйдет? Разве верил, что Кэм останется? И все равно, каждый раз его это удивляет. Может, вот так и чувствуют себя двадцатилетние молокососы? Хочется напиться, плакать и крыть матом. Надежды, а потом их крушение.
Он накалывает татуировку в виде браслета на щиколотке тощей девочке-подростку с синими волосами. Девушка сидит на низком стуле, положив ногу ему на колено. Ари чувствует, как аромат Кэм пробивается сквозь его одежду. Запах секса, насыщенный аромат ее крови — металл, океан и дерево.
Он представляет, как однажды повстречает ее на пляже или набережной. И как им будет неловко, потому что она сбежала. А ведь не стоило. Кэм могла бы остаться, и он бы любил ее.
Но она сбежала. Люди всегда бегут от чего-то, и так будет продолжаться до скончания их века. Вообще-то, жить — уже роскошь.
Ари уходит в мысли, работая на автопилоте, вместо того, чтобы сфокусироваться на татуировке. Отняв пистолет от щиколотки, он поднимает на девушку взгляд. Девчонка смотрит на ногу как зачарованная. Ари тоже смотрит вниз. Татуировка почти закончена, и она прекрасна.
Девушка улыбается.
— А ты и в самом деле мастер!

Пояснения переводчика:
1. Кандзи (яп.: 漢字; дзи — буквы, Кан — династия Хань); букв. «ханьские буквы») — иероглифы, используемые в современной японской письменности.
2. Цирк братьев Ринглинг — семеро братьев (США), побывав однажды в цирке, решили основать собственное дело и открыли свой первый цирк «Братья Ринглинг. Классические и комические представления». О цирке братьев Ринглинг подробнее здесь.